Страницы Миллбурнского клуба, 1 - Страница 26

зимой дорогаМосква–Волгоград?Снег намерзаетв серединевыше, чем покраям, и тыедешь по ней,как поогромномуледяномубревну.Никогда непробовала?Нет? А то бы тыпочувствовала,как этобывает, когдамашина дорогуне держит.

– Ну, незнаю, –сказалаМаринка. – Новсе равно, мнекажется, моюуже менятьнадо. Онаскоро сыпатьсяначнет. Вотуже и стормозамичто-то не то.

– Что «нето»? Тебевсего-навсегопоменяликолодки.

–По-моему, унее звук дажеизменился.

– Унашей тоже, –сказал Леша. –Когда я еезавожу.

– Леша, –сказал я, – ноона у тебявсе-такизаводится,правда?

–Конечно,заводится,раз я еезавожу.

– Арассказатьтебе, какзаводитсямашина с подсосом?

– Не надо,– сказал Леша. –Про подсос ненадо.

– А мнекажется, –сказала Мира,– что нашакак-то вседергает.

–Дергает? –сказал Леша. –Что-то я незамечал.

–Правильно,потому чтоэто труднозаметить. Ноесли вот такногой нажатьсначаланесильно, апотом сильно,то можетдернуть.

–Ребята, япросто немогу васслушать, –сказал я. – Выкогда-нибудьсидели зарулем «Москвича-2140»?Хотите, я вамрасскажу...

– Вечервоспоминаний,– сказал Лешаи закатилглаза.

– Чтотакое? –сказалаМаринка. – Тымне Илюшку необижай.Давай, Илюша,вспомни ещечто-нибудь. Ана Лешку необращайвнимания. Онглупый.

Иподвинуласько мнепоближе.

– Все выглупые, –сказал я, –простослушать вас немогу, когдавы о машинахначинаетеговорить.Просто ушивянут.

–Хорошо, – сказалЛеша, – омашинахбольше нислова.

И всестали меняуспокаиватьи чего-то тамоправдыватьсяначали. Но яуже никого неслушал,потому чтостал думать очем-то своем.Стал всевспоминать. Ивсе своимашины вспомнил.И все своитретьи полкивспомнил. Игололедвспомнил. Игрязьнепролазнуювспомнил. И япровалился всвоивоспоминаниятак глубоко,что они сталиуже казатьсямне сном. И япродолжалвспоминать ивспоминатьвсе в своемполусне. И явспомнил, какя уезжал спасеки всамыйпоследнийраз.

Я уезжалс пасеки всамыйпоследнийраз. Пошелсильныйдождь. И я недоехал доасфальта, наверное,сполкилометра.А наш КАМАЗсел ещераньше. Именя сначалапытался вытащитьобычныйгусеничныйтрактор. Новскоре сел ион. Да, не зряговорят, чтосаратовскийчернозем вдождь хужеглины.

Ия под дождемпошел вдеревню забольшим колеснымтрактором. Ион вытащилвсех нас. Но грязьвсе-такисделала своедело:порвалисьвсетормозныетрубки. И всеэти стодвадцатькилометровдо нашейзимней базы вБогане мнепришлосьехать безтормозов.Быстротемнело, а дождьпродолжаллить.Водитель КАМАЗа,как всегда,куда-тоторопился иподгонял менянещадно. Яделалподгазовку ивключал первуюна полномходу, когданадо былотормозить.Казалось, чтоСаратовпрощался сомной ипроверял все,чему он менянаучил.

Нучто ж, смотри,Саратов. Яотпускаюпедаль газа,выжимаюсцепление,перехожу внейтралку,отпускаюпедальсцепления иопять нажимаюна газ,доводядвигатель допоросячьеговизга. Теперьеще развыжимаюсцепление ивключаюпервуюпередачу.Видишь,Саратов,вошло, как вмасло! Теперьотпускаюсцепление – икак будтопарашютраскрылсясзади.

Утромследующегодня я вышелво двор нашегобоганскогодома. Два днятому назад мыперевезлитуда все нашиульи, и онизанимали половинувсегопространствадо реки ибыли ужепочти готовыдля того,чтобы пойтичерез два споловиноймесяца вомшаник назимовку.

Мненадо было ужеуезжать, но яникак не мог заставитьсебя уйтиоттуда. Ястал ходить междурядами исмотреть, незабыли ли мыв спешкеоткрытькакой-нибудьлеток. Былоеще довольнопрохладно, илет еще неначался. Япостучал покрышкеодного изульев. И в туже секундудве или трипчелывылетели из негои стали менявялоатаковать.Одна из ниххотела былоцапнуть меняза руку, но всамыйпоследниймомент,наверное,передумала исмоглавтянуть своежало обратно вбрюшко. И ятолькопочувствовалслабый, едваощутимыйукус. Этобыло, скорее,похоже напрощальныйпоцелуй.

Явошел в дом.Мне попалсяпод рукукакой-то детскийцветноймелок. И янаписал им надвери,которая отделялаосновнуючасть дома отмаленькой спаленки:«Я скоровернусь». Итогда мнепоказалось,что я невернусь туданикогда.

Яехал в Москвуи не виделперед собойничего,потому чтопередглазами уменя все стоялиульи сномерами накрышках. Япомнил все окаждой семье.

– Кто-тозвонит вдверь? –спросил я.

– Яничего неслышала –сказалаМаринка.

– Пойдупосмотрю, –сказал я.

Я сталобходитьвокругнашего стола,и, когда я ужешел погостиной,раздался ещеодин звонок.Я открылдверь. Напороге стоялСаратов.

– Хей,Саратов! –сказал я. – Какхорошо, чтоты пришел.Давай заходи,брат. Садисьс нами. Как жемне тебя нехватало. Тызнаешь, у настут крупныенеприятности.НаМаринкиной «хонде»колодкипоизносились.Вот мы идумаем,чинить ее иливыбрасывать.

–Выбрасывать,конечно, –сказалСаратов.

– Точно!Мы тут таксообща ирешили.

– Ну ихорошо.

– Да тысадись,садись.

– Яненадолго, –сказалСаратов.

– Я знаю, –сказал я. – Язнаю. Адавай-ка яналью тебе отличноевиски – «Лафроиг».Ты вряд липробовалтакое. Искажи, побьетли оноСанькинсамогон?

Саратовотхлебнул изстакана.

– М-м-м?! –сказал он.

– А-а, я жеговорил тебе!Слушай,Саратов, тызнаешь, о чемя тут толькочтовспоминал?

– О чем?

– О том,как я ехалтогда изБоганы вМоскву в самыйпоследнийраз и невидел передсобой ничего.

–Потому чтопередглазами утебя стоялиульи сномерами накрышках?

– Да. И япомнил все окаждой семье.Да я и сейчасвсе помню.

– Давайпроверим, –сказалСаратов. –Номер стовосемь.

–Зимовалая, –сказал я. – Вначале лета яотобрал у неечетыре рамкирасплода. Нов самую жарупчела всеравновыкучиваласьна всех летках.