Страницы Миллбурнского клуба, 1 - Страница 27

Но я все-такине дал ейотроиться.

– Номерстопятьдесятпять.

– Соследамиглины накрышке? –спросил я.

–Можешь непродолжать.Номерпятьдесятчетыре.

–Отводок, –сказал я.

Этобыл отводокна плоднуюкавказскуюматку. Веснойпчела едваобсиживаладва сота с расплодом.И матказачервилабуквально на второйдень. А черезнеделю оначервила ужеот бруска добруска. Безединого пропуска.И я ставил подополнительномукорпусукаждуюнеделю. А вавгусте сшести корпусовя снялпятьдесятполновесныхмедовых рамок,запечатанныхкавказскойпечаткой тожеот бруска добруска.

– Ну что,Саратов, твоидеды снималипо восемьпудов ссемьи?

–Бывало, –сказалСаратов.

– А тыпомнишь тотгод, Саратов,когда дождей небыло ниодного сапреля.

– И виюле уже всеполя былиперепаханы, ивы стояли начерной земле.

– И мыстояли начерной земле.И контрольныйулейпоказывалминус каждыйдень. А наследующийгод мы стоялина гречишномполе. И былоочень жарко.И я всебоялся, какбы опять непроизошлапрошлогодняяистория. Ивот прошелсильныйдождь. А наследующий деньс самого утрастало парить.И гречихаотрыгнула.

– Да, –сказалСаратов, – икогда тыутром зашел накрай поля, тоощутилсильнейшийтошнотворныйзапахгречишногонектара. И тыстоял полупьяныйи смотрел,как вокругшевелился живойпчелиныйковер.

– Аосенью всяМосква с умасходила отнашегошоколадногомеда. И потомеще долго всеспрашивали онем. Нотакого медауже больше никогдане было.

– Азнаешь, о чемя сейчасдумаю? –сказал Саратов.

– О чем?

– Акакой же медбылсамым-самым?

– Можетбыть, тот,шоколадный?

– Можетбыть, – сказалСаратов.

– Нет, –сказал я. – Тыпомнишь нашсамый первыймед?

– Ссильным, нонежнейшимпривкусомкориандра?

– Ссильным, нонежнейшимпривкусомкориандра.Этот,наверное, ибылсамый-самый.

– Можетбыть, потому,что это былваш первый мед?

– Нет, –сказал я. – Яникогдапотом непробовалничего болеезамечательного.Мы собраливсего-то двадцатьвосемь фляг снаших первыхдвадцати восьмисемей. Ночистыйкориандровыймед былтолько впервыхчетырехфлягах. Икогда мыпопробовалиего прямо изфляги, у насглаза на лобполезли отмощного, всезабивающеговкуса кинзы.Но когда медсел, он сталудивительноспокойным инежным.Теперь этот медмало кто ужепомнит.

– Аподсолнечныймедследующегогода? – сказалСаратов.

– Еголегче былоотколотьмолотком, чемотрезатьножом.

– А онвсе равнопросто таялво рту.

– Аразноцветпоследнихгодов – смесьподсолнуха,осота исурепки? Онбыл, какпаста, и с особомелкимикристаллами,как, впрочем,и весь нашмед.

– А тыпомнишь вашсотовый мед?

– Яготовил его всекциях. Всегонесколькосекцийкаждый год. Влучшей семье.А когда пчелаготова былауже запечататьмед, явскрывалпаруполновесныхрамок, исекцииполучалисьровными, безединогодефекта.

– Но,наверное,ничто немоглосравниться спрямо-такиошеломляющимвкусомтеплого,почтигорячегозабруса вмедогоннойбудке. Ивсегда былоприятносмотреть натого, ктопробовал еговпервые.

– Апомнишь,Саратов, –сказал я, – какнаш Фима опрокинулкеросиновуюлампу вмедогонку?

– А ведьтыпредупреждалего, – сказалСаратов.

– А ведьяпредупреждалего.

– И ещедолго стоялау вас этакеросиноваяфляга меда.

– Икаждый из наспыталсяпопробоватьэтот мед. Номы так и недали егопчеле наобсушку.

– Да, втот годвообще однабеда шла задругой еще свесны.

Втот год однабеда шла задругой еще свесны. Одиниз КАМАЗов,на котором мывезли пакетыс пчелами изСочи, был безкондиционера.И когдаслучилась небольшаяполомка, онполчасапростоял на жаре.И хотя мы незапарилипчелу, онапошла наружуиз всех щелей.

Икогда мыоткрылидвери КАМАЗа,чтобыразгружатьпакеты, нанасобрушилосьгигантскоепчелиноеоблако.

Пакеты– не ульи. И яприехал наразгрузку налегке,в майке и всандалиях. Икогда я стоялна платформе КАМАЗапо щиколоткув пчелиноммесиве, я неразличал ужеотдельныхукусов. Ятолько чувствовалсплошноежжение везде,и особенно наногах и наспине.

Мыпотерялимного пчелытогда. И весьэтот крайпасеки, стогозлополучногоКАМАЗа, всеэти стопятьдесятсемей,которыестояли ближек берегуреки, кглавномувзятку едванабрали пополтора корпусапчелы. И мывсёоткладывалиоткачку,надеясь надлительныйподдерживающийвзяток сосота. Но оноборвался втом году ещераньшеобычного.

Ия все звонилКириллу испрашивал,почему он недает командукачать. АКириллговорил, чтокачатьнельзя из-занапада. И япыталсяубедить его втом, что с каждымднем будеттолько хуже.А Кирилл, конечно,прекраснопонимал это.Но ни он, ни яне моглипоехать напасеку тогда.И я поехал тудатолько черезнесколькодней.

Сбольшимтрудом яуговорилребятпопробоватькачать. Ониработали вбудке, а япошел отбиратьмед.

Уменя былоникак неболее однойминуты на улей.После чегоначиналсястрашнейший,доселеневиданныймноюпчелиныйнапад. И мне приходилоськаждый раз менятьпозицию. Этодавало всего,наверное, десять–пятнадцатьлишнихсекунд. Ипорой мне казалось,что, вопрекивсем законамприроды,пчела шла уженадвижущуюсяцель, то есть наменя.

Нов будке всеоказалосьгораздосложнее. Толькоза те две-трисекунды, когдамы открывалидверь, пчелавливалась рекойвнутрь имгновенноложиласьсплошнымковром на всевскрытые иневскрытыерамки, напаровые ножии забрус,забивала всекранымедогонок исквозьнебольшиеотверстиятолько дляструй медапроникала вофляги.

Номы все-такиоткачаливесь мед.

– Но вывсе-такиоткачалитогда весьмед, – сказалСаратов.

– Да, нокачать егопришлосьночью. Каждыйвечер мыначинали ввосемь, когдакончался лёт,и качали досамого утра.